Фантазия сильнее смерти

Существуют ли моральные границы для комедии? Можно ли шутить про депрессию, религию, военные конфликты и геноцид? Оскорбление чувств различных групп зрителей регулярно становится скалой, о которую разбиваются самые ядовитые стендапы, и никто заранее не сможет предсказать, посчитает ли аудитория комика дерзким острословом или аморальным фриком. Пока сторонники хлесткого юмора говорят: «Шутить можно обо всем», представители новой этики отстаивают границы, попутно вырывая клыки и когти у смельчаков, чьи слова призваны растормошить общество не разговорами, а звонкой пощечиной. Но для юмора это привычное дело. А что, если мы вспомним случай из истории кино, когда аналогичные жаркие споры развернулись вокруг фильма. И это приключилось не со скромной андерграундной вещицей, а с триумфатором Каннского кинофестиваля и затем «Оскара», феноменом итальянского военного кино — драмой «Жизнь прекрасна».

Сюжет редкой даже по своей форме трагикомедии, которая распадается ровно посередине на две разные по настроению новеллы, стартует в Ареццо в 1939 году. Славный малый Гвидо, предпочитающий не замечать сгущающихся туч антисемитизма, приезжает в город из провинции. С детской непосредственностью он наводит шума везде, куда заявляется. Этот простодушный дуралей может одинаково легко упасть с велосипеда и публично высмеять идею превосходства арийцев. Но именно эта искренность покоряет сердце аристократки Доры, с которой у мужчины начинается сказочный роман. Они женятся, открывают книжную лавку и заводят сына Джозуэ, но семейная жизнь прерывается оккупацией немцев и транспортировкой всех евреев в концлагерь. Среди пленных оказываются и Гвидо с мальчиком, а Дора добровольно сдается солдатам, чтобы быть рядом с родными. В лагере отец придумывает для сына фантазию: все происходящие здесь ужасы, голод и крики надзирателей — часть игры, и если он выполнит заданные условия, они выиграют настоящий танк. Так Гвидо спасает Джозуэ жизнь, а заодно не дает ребенку сломаться от окружающей жестокости. Но долго ли он сможет поддерживать эту выдумку и успеют ли союзные войска освободить пленников раньше, чем всех их здесь истребят?

«Жизнь прекрасна» — один из самых противоречивых фильмов в истории военного кино. Он может вызвать недоумение, будучи в одном ряду с такими мрачно-назидательными картинами, как «Шоа», «Сын Саула» и «Список Шиндлера». А если вспомнить недавнюю «Зону интересов», где мы не видели, но в скрежете металла и вое сирен ощущали творящийся под боком у оскотинившихся бюргеров кошмар, то сегодняшний фигурант полки с кассетами вообще покажется невинным развлечением. Однако детище Роберто Бениньи, в каждом кадре которого поселилось глубокое уважение режиссера к трагедии еврейского народа, решительно заявляет: «Кто сказал, что о самых страшных вещах нельзя говорить с улыбкой на лице?». К тому же это, скорее, улыбка грустного клоуна, пытающегося приободрить запуганного малыша. Здесь никто не смеется над, здесь пытаются смеяться вместе и сквозь слезы.

В своей фарсовой первой части лента близка «Великому диктатору» Чарли Чаплина. Бениньи наследует традициям гениального предшественника и по части пластической комедии. Его Гвидо устраивает площадной спектакль в любой подходящей или не очень ситуации — добродушно подтрунивает над респектабельным гостем ресторана, демонстрирует свои «идеальные уши и идеальный пупок», подчеркивая, как нелепо звучат фашистские лозунги, от души валяет дурака в компании своего друга Ферруччо и так же без остатка влюбляется в свою принцессу Дору. Зрители без труда угадают такого безобидного обалдуя — все реже, но и в жизни по-прежнему встречаются люди, настолько обожающие жизнь, что она отвечает им взаимностью и награждает изобильными дарами не за исключительные таланты или деловую хватку, а за легкий характер.

И все же основной претензией не только критиков вроде авторитетного Роджера Эберта, а даже заслуженных режиссеров типа Мела Брукса была клоунада в концлагере. Попав с сыном в застенки, Гвидо лишь чуток сбавляет градус экспрессии, придумывая для него небылицы и даже увлекая в свою игру прочих заключенных. В «Жизни» не увидеть пыток в газовых камерах, унижения евреев и циничного мародерства, а показанный тяжкий труд тоже сведен к шутке. И все же, чтобы удостовериться — Роберто не хотел никого оскорбить — достаточно посмотреть, как этот и в жизни большой ребенок радовался «Оскару» в категории «Лучший фильм на иностранном языке». Вы когда-нибудь видели, чтобы солидный куратор большого проекта в красивом смокинге вдруг просиял, вскочил на спинку впереди стоящего кресла, в три прыжка преодолел расстояние до сцены, а затем, как в классиках, запрыгнул на нее? Пожалуй, никто, кроме Бениньи, не сыграл бы вечного паяца Гвидо так естественно — настолько они похожи.

В конец концов, мысль режиссера и автора ленты проста: противление злу фантазией. Сила человеческого воображения, чистота детской невинности, изобретательность, на какую способен лишь такой профессиональный шут, как Гвидо, — единственный щит, за которым эта маленькая семья смогла спрятаться в гуще самого дикого преступления в истории. Оружием у этого папы оказался не автомат, а сила убеждения, экспрессия, оптимизм, и он разыгрывал выданные карты, до последнего защищая своего ребенка. Кстати, если бы «Жизнь прекрасна» до сих пор рассматривалась на воображаемом суде, адвокатом для такого подхода, наверное, стал бы один из самых известных узников концлагерей, психиатр Виктор Франкл. Он рассказывал, что в столь бесчеловечных обстоятельствах выживали те, кто продолжал поддерживать интерес к миру, проявлял инициативу и просто трудился. Так что Гвидо можно назвать несколько гипертрофированным защитником этой теории.

«Жизнь прекрасна» — вовсе не наивная сказка, отрицающая геноцид или нивелирующая страдания невинных людей. Но это альтернативный способ посмотреть на грехопадение человечества, проложивший путь для таких лент, как «Пицца в Освенциме» или «Холокост — клей для обоев?». Вместо кошмаров Бениньи предлагает более миролюбивый диалог, а зрители отвечают ему благодарностью, часто называя картину своей любимой в этой нише. Несмотря на мрачную тему, герой вселяет надежду, отправляясь в последний путь своей нарочито дурацкой марширующей походкой. К тому же есть в ленте и тонкие, почти впроброс показанные эпизоды, которые деликатного зрителя зацепят больше клоунады. Например, каким нелепым и жалким оказался нацистский доктор, у которого Гвидо просит помощи. Тот же самый человек, который в первой половине фильма казался нам лишь немного экстравагантным.

В свой год проката «Жизнь прекрасна» собрала приличную кассу, сбив всех с ног своей витальностью. К тому же сочные натурные съемки на родине режиссера, берущая за душу и тоже заслужившая «Оскар» музыка, балаган итальянской провинции и колоритные актерские работы просто не могли никого оставить равнодушными. До нас фильм дошел в статусе культового, и нет, пожалуй, ни одного киномана, который бы хотя бы краем уха не слышал о триумфе истории про самый щедрый подарок папы для своего мальчика. После просмотра картины, название которой внезапно подарил Лев Троцкий, остаются смешанные чувства: и дышится легко, и к горлу ком подступает. Может, в этом и есть смысл жизни? Запутанной, страшной, суровой, но в итоге все равно прекрасной.